Сердце можно лечить только сердцем

Моя профессия — врач

Врачебное мышление — сложный, интересный процесс истинно философской высоты. Он особенно изящен у хороших врачей скорой помощи и у реаниматологов, ведь им нужно уловить необходимые данные, выстроить диагноз и начать лечение — спасти человека! — за считанные минуты.

Важно приобрести такие профессиональные врачебные навыки, которые не извлечешь ни из одного учебника. Это возможно тогда, когда подходишь к постели больного вместе с опытным врачом. Он — мастер, знаток своего дела и наставник, дерзкий в поиске, он задает тон, определяет уровень научного мышления. Он подскажет, что нужно срочно читать о каких-нибудь клинико-биохимических тонкостях, о чем думать, с какими сходными заболеваниями следует дифференцировать.

У человека, которого лечит врач, — семья, дети, родители, и он для них — единственный и неповторимый. И все на нем держится. Это значит, что за его жизнь врач должен бороться, как за свою собственную, не утешая себя тем, что наука не все умеет или что обстоятельства против. И уж если ты не делал до последней секунды всего, что мог делать, — перед своей совестью не оправдаться, ибо «врач умирает с каждым из своих пациентов».

Чем больше различных больных с различными недугами лечил врач, тем больше различных реакций организма он видел и тем точнее он способен разобраться в каждой последующей сложной реакции — понять болезнь и понять человека.

Врачами не рождаются — ими становятся благодаря воспитанию и собственному напряженному труду. Становятся, познавая науку и вживаясь в будущую профессию. Ведь любая профессия — это судьба. Если она выбрана по-настоящему серьезно, то на всю жизнь предопределит и круг главных интересов человека, ее избравшего, и образ его мысли, и даже образ жизни, который у врача или инженера не одинаков.

У современной медицины огромный опыт борьбы с болезнями. Сердечно-сосудистые заболевания возникли на пике нашей цивилизации и в условиях разного рода стрессов, и поэтому их нужно лечить на ранних стадиях. Говоря о самом главном, что должно быть в характере врача, великий русский художник И.И. Левитан сказал в одном из своих писем: «Сердце можно лечить только сердцем».

Деонтологические мотивы в литературном и медико-философском познании отношений «врач — больной»

Велико «бремя страстей человеческих» (С. Моэм), и физические страдания занимают в нем далеко не последнее место. Поэтому никто из писателей и философов не мог пройти мимо них.

И «врачи человеческих душ» по-разному оценивали в своих работах те удивительные таинства, которые именуются болезнью и смертью. Многие из них всю жизнь сохраняли трепетное преклонение перед врачами как перед личностями, предельно честно исполняющими свой профессиональный долг.

Медицина для многих гуманитариев — писателей и философов — являлась одним из важнейших источников глубокого и вдохновенного изображения совершенно реального и живого человека с его слабостями, эмоциями, чаяниями и фрустрациями. Для них любая болезнь не являлась каким-то фатальным явлением, порожденным идеалистическими или мистическими представлениями, а трактовалась как одно из естественных проявлений жизни. В своих произведениях и их анализе они неизменно изображали врачей различного ранга, опыта и квалификации, тем самым давая возможность выразить свое глубокое понимание специфики медицинских вопросов, изобразить сложность отношений врачей с больными, а также их коллегиальных межличностных отношений.

В то же время они с подкупающей проницательностью и правдивостью изображали героев-врачей с их знанием дела, трудолюбием и скромностью, отзывчивостью и внимательным отношением к своим пациентам.

Медицина, философские размышления и литература… Что их роднит? Гуманное отношение к человеку? Вдумчивое наблюдение за окружающей повседневностью? Стремление к обобщениям? Несомненно одно: писательство, философские размышления и врачевание имеют нечто общее, сближающее их. Ранее врач допускался к медицинской деятельности, имея степень бакалавра искусств: литературное образование для врача было обязательным! Традиционное развитие этих плодотворных связей продолжается и в наши дни.

Одной из важнейших задач в подготовке врачей помимо приобретения ими всесторонних знаний является воспитание творчески мыслящего человека. Особенно опасна в клиническом мышлении предвзятость, когда патогенетически не связанные между собой симптомы искусственно подгоняются под наиболее импонирующий диагноз. «Когда вы осмысливаете научные факты, вы уже не просто медики, вы становитесь творцами и поднимаетесь до высот искусства» (Арман Труссо). Но далеко не каждый врач способен распознать и оценить внутреннюю сущность болезни человека в такой полноте и глубине, в какой это доступно восприятию «врачей человеческих душ». И размышления гуманитариев — писателей и философов — в медицинском аспекте представляют несомненный деонтологический интерес.

Медицина как синтез технологического и гуманитарного знания

Какими видел медицину и врачебную деятельность писатель Оноре де Бальзак? Он был тяжело больным человеком — страдал ожирением, сахарным диабетом, гипертонией и умер от сердечной астмы — отека легких. Ему принадлежит одно из сакраментальных выражений: «Врач — существо вдохновенное, обладающее особым даром, наделенное способностью проникать в сущность человеческих жизненных процессов: он подобен пророку, стремящемуся предсказать будущее, тем самым воссоздавая природу, и музыканту (художнику), создающему прообраз прошлого гармоничного и божественно недосягаемого мира; это и глубокий мыслитель (ученый), трезво оценивающий настоящее в пределах и возможностях своего метода».

Как принцип Троицы: Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой дух, так и врач — это триединство человеческих качеств с его эмоциональной и интеллектуальной насыщенностью труда, всецело посвящающий свою жизнь сохранению здоровья человека, а также ответственный в целом за здоровье социума в Украине, имеющий из всех известных нам профессий наиболее высокий престиж и уважение в обществе, авторитет среди своих пациентов и коллег. 

Если человеку с диагнозом «стеноз аорты» не сделать операцию по замене клапана, то срок его жизни сокращается на 10-30 лет. Такую операцию могут выполнить только кардиохирурги высочайшей квалификации. В 1978 году в Кемеровском кардиохирургическом центре под руководством академика Леонида Барбараша впервые для сердечно-сосудистой хирургии был использован биопротез собственного производства. За создание таких клапанов и разработку особого способа их консервации лаборатория получила множество международных премий, в том числе главную российскую медицинскую премию лучшим врачам России – Премию «Призвание».

В сердце человека – четыре клапана (митральный, трикуспидальный, аортальный и клапан легочной артерии). Клапан обеспечивает ток крови в организме в одном направлении, не давая ей вернуться назад. Если он не работает, кровь уже не циркулирует как прежде, а при каждом сокращении сердца движется то вперед, то назад. В результате у человека появляются боли, а организм недополучает кислород и медленно погибает.

Существует множество видов поражения клапанов: некоторые бывают у человека с рождения, другие он приобретает в течение жизни. Единственный путь спасения в этом случае – замена клапана.

Виды клапанов

При замене клапанов применяются современные механические и биологические модели. Какой из них установить, решает врач. Это зависит от многих факторов: возраста пациента, пола, стадии болезни, здоровья других органов. Дело в том, что механические клапаны служат от 20 до 40 лет и практически никогда не нуждаются в замене, зато требуют постоянного приема специальных медикаментов. Срок службы биологических клапанов составляет 10-15 лет, но дополнительно принимать лекарства при их установке не нужно. Правда, у них есть свой недостаток – со временем на них накапливаются соли кальция и они разрушаются. Причем у молодых пациентов изнашивание клапанов происходит быстрее, а с возрастом их разрушение замедляется.

Делают биологические клапаны в уникальной лаборатории. Ей может гордиться не только Кузбасс, но и вся наша страна.

За систему этих клапанов и особую форму консервации (то есть их сохранения) российские ученые получили множество премий, в том числе и самую престижную, которую руководителю лаборатории Ирине Журавлевой вручили в Копенгагене.

Биологические клапаны для человеческого сердца в Кемерове шьют из свиного перикарда (наружной оболочки сердца). Чтобы сделать один такой клапан для пересадки человеку, необходимо 500 животных.

Операция

К операциям по замене клапана кардиохирургов допускают не сразу. Необходимо ассистировать около десяти лет другим врачам, чтобы получить разрешение на самостоятельную работу.

Люди не напрасно боятся операций на сердце, ведь чтобы заменить клапан, сердце нужно остановить. Вначале пережимается аорта – сердце полностью выключается из кровообращения. Вместо сердца и легких работает аппарат искусственного кровообращения. В этом аппарате функцию легких выполняют цилиндры – оксигенаторы, в которых кровь насыщается кислородом, отдавая углекислый газ, а функцию сердца выполняет насос. У хирургов всего три часа, чтобы заменить неработающий клапан и вновь завести сердце. С этой минуты время начинает обратный отсчет.

Такие операции проводят в условиях охлаждения сердца. Это делается для того, чтобы сердечные клетки не требовали много кислорода – в холоде его нужно гораздо меньше. И только здесь в кардиохирургической операционной можно увидеть совершенно стерильный снег – им посыпают сердце. Правда доктор Барбараш говорит, что несмотря на это, «хирургу всегда жарко работать», потому что операция – это всегда эмоциональный стресс, ведь врачи ограничены по времени.

После установки клапана операция не заканчивается. Теперь предстоит главная ее часть – запуск сердца. Самый счастливый момент – это электрокардиограмма и кривая давления, появляющиеся на мониторе после операции. Именно с этой минуты жизнь начинает нормальный отсчет времени.

После протезирования клапана у пациента уходит боль и, соответственно, кардинально меняется качество жизни. Человек может прожить еще 30 – 40 лет, активно работая. Некоторые женщины даже рожают детей.

Когда-то, в момент отчаяния после неудачной операции, Николай Михайлович Амосов написал: «Я не хочу жить в этом мире, где вот так умирают девочки с косичками». Он приходит домой, и его душу отогревает такая же девочка… Прошло время, и эта девочка, Катя Амосова, как бы доказала, что гены одаренности не отдыхают на детях.

Пятнадцатилетняя студентка первого курса Киевского медицинского института, потом один из самых молодых докторов наук в его истории, спустя семнадцать лет — автор двухтомной «Клинической кардиологии» и монографии «Кардиомиопатия» (объемом свыше 2000 страниц), пользующихся большим спросом среди врачей… Вехи пути профессора Екатерины Николаевны Амосовой, ее концепция бытия — целиком самобытная повесть.

…Половина девятого утра. Перед входом в кардиологический корпус Центральной клинической больницы Киева (бывшей Александровской, а потом Октябрьской) я вновь с каким-то волнующим чувством вглядываюсь в скромную его эмблему — сердце в бережных ладонях. Около четверти века назад, когда палаты в многоэтажном полукружьи этой белой громады на Шелковичной горе открыли двери, новая служба предстала зримым знаком животворного прогресса медицины. Именно сюда, прямо в отделение острой коронарной недостаточности, по пандусу, ведущему прямо на второй этаж, машины СТЭБ — специализированных тромбоэмболических бригад скорой помощи, почти въезжая, если это нужно, в блок интенсивной терапии, стали денно и нощно доставлять больных с инфарктом миокарда. Это были тысячи случаев в течение года, тысячи удивительных побед над смертью.

Но как сегодня, в кризисных условиях, работает городской центр кардиологии и ревматологии, не превратился ли он в призрак былого благоденствия? Именно с этого вопроса и начинается мой разговор с Екатериной АМОСОВОЙ. Ведь в научном плане, среди других обязанностей, как раз она руководит этим важным клиническим подразделением столицы.

— Пожалуй, система кардиологической помощи в многомиллионном городе, справедливо славившаяся большими достижениями, не сдала позиций, — задумывается Екатерина Николаевна. — У нас шесть отделений на 230 коек, и четыре из них круглосуточно принимают больных по скорой помощи. Независимо от того, есть места или нет, и, разумеется, совершенно бесплатно. Звучит неправдоподобно, но это так! Не останавливаюсь на питании, постельных принадлежностях, белье, с этим в центре никогда не было перебоев, на достаточно хорошем диагностическом и лечебном техническом оснащении, без которого немыслима действенная помощь сердцу. Больница практически не отступила от постулата, ставшего ныне драматичным, — медикаментозном обеспечении при грозных заболеваниях сердца, не переложила его на плечи пациентов и их родственников. Это, конечно, не значит, что мы имеем абсолютно все, что выпускается сегодня в мире применительно к сердечно-сосудистым заболеваниям, однако лекарства первой и второй линии, скажем так, есть. Откуда? Понятно, это зеркало внимания администрации города к муниципальной больнице и ее кардиологическому эшелону. Но перед нами не некая автоматика благополучия, ключевые фигуры относительного покоя в мире дефицитов — заместитель мэра Киева доцент Валерий Григорьевич Бидный и главный врач Лидия Михайловна Дубинская.

Меньше всего я склонна к дифирамбам, но такова истина. В.Бидный — хирург высокого класса, ветеран больницы, я бы сказала, как боец, отстаивает кардиологический фронт, его социальные ориентиры. А главный врач… Представьте себе разбросанные по холмам корпуса, многие из которых далеко не новы, изношенные коммуникации, сочетание кафедр и клиник со своими приоритетами и устоями, наличие инфекционного отделения, куда стекается самая опасная патология такого рода, — и вы все поймете. Во всяком случае, в Октябрьской стремятся к тому, чтобы помогали и стены.

— В Октябрьской… Я тоже привык к этому символу. И все же уточним уравнение — больной и лекарства. Оборот кардиологического центра — пять тысяч пациентов в год, это внушительное поле экономики. На что опираются врачи?

— В первую очередь на эффективность медикаментов. Но стоит подчеркнуть, что в этом отношении украинская промышленность и, в частности, некоторые киевские фармацевтические предприятия начинают конкурировать с известными зарубежными фирмами. Например, «Киевмедпрепарат» выпускает с недавнего времени ловастатин — аналог американского зокора, лучшего регулятора холестеринового обмена. Или возьмем теком, производство которого освоено Киевским витаминным заводом. На мой взгляд, это несомненное достижение в круге профилактической кардиологии, и, возможно, о нем еще заговорят в мире.

А липин, АТФ-лонг, суфан… Появляется, можно сказать, и свой порох в пороховницах. Хотя это отнюдь не значит, что можно и нужно отказаться от вершин мировой кардиофармации, от зачастую превосходных импортных средств. Сущность лекарственной стратегии — в разумном сочетании всего этого при первостепенном предпочтении интересов больного, дилеммы жизни и смерти. Компас — четкий алгоритм лечения. Но при этом ясно, что отечественные лекарственные средства на порядок дешевле, просто надо досконально знать, что есть что.

— Екатерина Николаевна, говорят, что тут вам все карты в руки. И поэтому давайте вернемся в ваше детство, но не для каких-то сентиментальных воспоминаний, а чтобы понять, откуда и как пришла ваша свобода прагматизма. Вы, кажется, с пяти лет владеете английским. Но только такой интеллектуальный код выводит сегодня врача на информационные просторы современной науки. Вообще, чем вы руководствуетесь, когда пишете свои книги, отражается ли в них многоголосье современной европейской и американской кардиологии?

— Несомненно. Ведь мое врачебное кредо неотделимо от этих книг, в которых я стремлюсь аккумулировать новейший мировой опыт. И здесь мой важный путеводитель на самом деле знание английского… Хотя, признаюсь, разговорный язык без постоянной практики общения ветшает, оставляет желать лучшего. Но как я «пошла по воде»? Благодаря чтению, без перевода, первоклассных художественных произведений, в чем мы иногда даже соревновались с папой. Это, например, оригиналы Кронина, знаменитый роман Митчелла Уилсона с авторским названием «Живи среди молний». Теперь я понимаю, блестящая та декларация, что физика — это и лирика, как раз и подвигнула меня к страстному убеждению: мое предназначение — точные науки, которых немало и в медицине. Окончив десятилетку экстерном и поступив в институт (для сдачи экзаменов, ввиду возраста, потребовалось особое разрешение), я представляла себя теоретиком, создателем каких-то чудодейственных гипотез. Сказались и отцовские литературные построения в то время. Жизнь не сразу, но опрокинула фантасмагории.

— И как восприняли вас, подростка, более солидные сокурсники?

— Совершенно нормально, как равную, тут не возникло никаких проблем. Существеннее, я думаю, сказать о преподавателях, побудивших меня полюбить физиологию, а потом клиническую медицину. На кафедре нормальной физиологии моим Сократом явилась доцент Светлана Николаевна Белан, выдающийся знаток и методист предмета, она вела нашу группу. Тайны живого организма выглядели в ее видении и изложении, будто открытая книга. А на кафедре факультетской терапии доцент Алла Александровна Фомина приобщила меня к радостям исцеления. Я влюбилась в великую дисциплину…

— Радости исцеления и новые горизонты на новых кафедрах… Все было, кажется, не так просто. В воспоминаниях «Голоса времен» Николай Михайлович Амосов пишет, что в семьдесят третьем вам пришлось на год оставить учебу…

— Да, у меня произошел на третьем курсе серьезный нервный срыв, возникла бессонница, какая-то астения, быть может, от перегрузки, присущей максималистам. Я всегда отлично занималась, у меня в дипломе лишь одна четверка, которую я отказалась пересдавать. Взяла академический отпуск… К счастью, это были преходящие нарушения, если хотите, недуг «вертикальной стены»… И вот я здорова. Но появилось окно свободного времени, и я пошла работать операционной сестрой в Институт сердечно-сосудистой хирургии, уже в новом корпусе. Ведь до этого, летом, я проходила тут сестринскую практику. Однако теперь это была самостоятельная работа. Инструментировала со многими его хирургами — Кнышовым, Ситаром, Урсуленко, Зиньковским, отцом. Я работаю не очень быстро, и поэтому начинала раскладывать инструменты не менее чем за час до момента операции. Осенью возвратилась к учебе. Собственно, в эти месяцы, видя воочию многочасовые битвы за сердце, я поняла, что моим выбором должна стать кардиология. Но не хирургия, а терапия…

— Наверное, это была судьба. Однако на заключительных этапах студенческого марафона вам не представляло труда попасть в таком качестве именно в Институт сердечно-сосудистой хирургии, ведь и там очень нужны терапевты-кардиологи. И все-таки вы сознательно, вопреки иным советам и логике, отказались от опеки, от научного фарватера с изначально благоприятным течением. Почему же?

— Как операционная сестра, я, разумеется, не имела никаких скидок, да это и невозможно в суровом ритме и стиле института. Но быть врачом, о котором говорят — дочь шефа… В этом в общем нет ничего дурного, и все же, все же… Словом, я предпочла иные дали. И тут, если не возражаете, время и место коснуться образов и философии моих наставников в кардиологии, профессоров Нонны Акакиевны Гватуа и Александра Иосифовича Грицюка, двух рыцарей этой специальности. Уроки Гватуа… Когда я занималась в субординатуре, в Институте кардиологии имени Н.Стражеско, меня поразили ее обходы. В их преддверии Нонна Акакиевна предлагала молодым коллегам предварительно познакомиться с определенными тематическими материалами в научных журналах, и это сразу же выводило на новый уровень в последующем обсуждении случаев. Ненавязчиво, но мастерски она убеждала: врач-кардиолог — и функционалист, и биохимик, и патофизиолог, и психолог. И искусство медицины становилось предметным.

Профессор Грицюк, доблестный фронтовик, доктор Божьей милостью, впервые раскрывший, как возникает крупноочаговый инфаркт миокарда и, собственно, выпестовавший этот Дом сердца… Он рано уйдет из жизни… На руководимую им кафедру госпитальной терапии №1 я пришла в клиническую ординатуру, здесь защитила кандидатскую и докторскую диссертации об инфаркте миокарда и кардиомиопатиях. В 1990-м мне было поручено сменить учителя.

— И вот уже десять лет клиника развивается без него. Что бы особенно обрадовало Александра Иосифовича сегодня?

— Я думаю, возникновение современного замкнутого цикла лечения заболеваний сердца. Замкнутого потому, что практически все виды помощи, включая интервенционную кардиологию у нас, теперь интегрированы. Наряду с чисто терапевтическими блоками, усилиями города организовано отделение рентгеноэндоваскулярной хирургии, появилась возможность направленных вмешательств в коронарные катастрофы, в том числе с использованием стентов — обладающих «функцией памяти» металлических расширителей венечных сосудов в местах их сужения. А вскоре в больнице, в рамках возрождающейся здесь хирургической службы, смогут производить аортокоронарное шунтирование, давая, если необходимо, и это «второе дыхание» вконец измученному сердцу.

— Екатерина Николаевна, когда-то именно в стенах городской больницы медицинский факультет университета Св. Владимира основал первую в Киеве клиническую кафедру. Укрепился ли этот союз сейчас?

— В сущности, этот союз простирается на миллионы искорок жизни, ибо все поколения Национального медицинского университета непременно обучались и здесь, неся затем дальше свет знаний. Но вас, очевидно, интересует связка больной и врач, кафедра и медицинское образование. Мы работаем в действительно образцовой больнице. Но в чем состоит моя роль? Когда в мои тридцать четыре ученый совет медицинского университета поддержал предложение ректора академика Евгения Игнатьевича Гончарука избрать меня заведующей старейшей и самой большой терапевтической кафедрой, я поставила перед собой двуединую задачу: постараться «облучить» лечебную практику и учебный процесс современными технологиями. Вы спросите — что это значит в контексте специализации центра? Грамотно лечить каждого больного. Своим курсом я, если можно так выразиться, избрала информационный спринт. У меня весьма обширная домашняя библиотека новейших кардиологических руководств на английском языке, я пользуюсь «Медлайном», Интернетом, международными журналами. Отсюда, в комплексе с совершенствованием клинического опыта, индивидуализированные схемы терапии. И это своеобразная «научная вакцинация» всего врачебного коллектива. Да, возможно, в определенной степени и терапевтов города — я теперь возглавляю городское научное терапевтическое общество, и заседания проходят все интереснее. Но, естественно, для кафедры, с ее весьма сильным профессиональным составом, альфа и омега — модернизация учебного процесса. Мы идем по пути объективизации знаний, внедрения новых диагностических тестов, систематизации компьютерных методологий. С кафедрой активно сотрудничало биомедицинское агентство США — пропагандист подобных стандартов, и сейчас такая линия продолжается в рамках Минздрава Украины, поскольку мы являемся одной из опорных кафедр в системе высшего медицинского образования. Сейчас принято говорить — конкурентоспособный врач. В моем понимании, это широко образованный, досконально подготовленный доктор. Но чтобы таким стать, нужна работа, работа, работа, примерно пятнадцать часов в сутки. Это и есть нынешняя концепция кафедры и университета.

— Новый взгляд на кардиомиопатии, на сердечную недостаточность и способы ее восполнения… Это стержень ваших исканий. В Библии сказано — сердце трепещет… Но тут, наверное, портрет и физических тревог и испытаний сердца, поэтому благо, что растет, наконец, генерация умудренных врачей. Однако мы говорим о кафедральной программе в целом, а она охватывает самый большой в Киеве стационарный потенциал — 850 коек. Поэтому, пожалуйста, несколько слов о второй базе.

— Часть курса внутренних болезней студенты и интерны постигают в отделениях и лабораториях Главного клинического военного госпиталя. Скрупулезный войсковой распорядок многопрофильного госпиталя, который, к слову, возглавляет прекрасный врач-терапевт Михаил Петрович Бойчак, также формирует иммунитет против приблизительности в медицине. Мне этот императив импонирует, особенно если относиться к жизни как к долгу.

— Екатерина Николаевна, и в заключение немного о личном. Побудителем операции на сердце, которую два года назад с хорошими результатами перенес Николай Михайлович Амосов, были вы. Как пришла, в сущности, дерзновенная мысль? Риск, в возрасте человека за восемьдесят, непомерно велик…

— Я видела, что аортальный порок сердца у отца, который он много лет преодолевал, вот-вот минует стадию терапевтической, консервативной коррекции. Выходит, если бороться до конца, надо попытаться использовать хирургический шанс. Поделилась странной, на первый слух, учитывая принятые стереотипы, идеей с хирургами — учениками Николая Михайловича. И она была подхвачена. Организация поездки с ним в Германию, перипетии операции, возвращение — отдельный сюжет… Но что можно сказать об этой эпической одиссее? Стучите, и вам отворится…

Не потерплю мздоимства. Кардиохирурги обеспечены достойной зарплатой, комфортным жильем. Пешком не ходим, у каждого есть личный транспорт. Хотя моя мечта – купить велосипед и больше упражняться физически. Это необходимо и для того, чтобы ежедневно носить на себе тяжелое хирургическое обмундирование. Мы занимаемся рентгенохирургией, для защиты от облучения хирург перед операцией надевает тяжелый жилет с защитными пластинами из свинца. – Что же вам мешает купить велосипед? – Да ничто не мешает. Надо выезжать за город, а на это не всегда есть время. Разве что в отпуске позволяю себе ходить в бассейн или на море. – Что принципиально изменилось в жизни людей с заболеваниями сердца и сосудов, когда в Новороссийске открылся Региональный сосудистый центр и, в частности, одно из его подразделений – кабинет рентгеноэндоваскулярных методов диагностики и лечения? –  В РСЦ люди имеют возможность бесплатно консультироваться. Если, например, кардиолог обнаруживает у пришедшего на прием симптомы заболеваний, он направляет больного к нам в кабинет на обследование. Метод коронарографии дает возможность увидеть проблемные участки в сосудистой системе сердца. Сейчас нами освоены все виды рентгенэндоваскулярных вмешательств на сосудах сердца. Что нам это дало? Гораздо меньшее количество пациентов мы стали отправлять в Краснодар на сложную полостную операцию на сердце, на аортно-коронарное шунтирование. – Я так понимаю, что вы – рентгенохирург? – Совершенно верно. А вообще-то, специальность называется «рентгенэндоваскулярные диагностика и лечение». Кстати, наше подразделение в структуре РСЦ хоть  и называется кабинетом (потому что имеем не несколько, а один ангиограф), но по сути уже почти четыре года успешно работает настоящее отделение рентгеноэндоваскулярных методов диагностики и лечения. В год мы проводим около тысячи восьмисот инвазивных операций на сосудах сердца и головного мозга. Мы добились снижения летальности. Это обусловлено прежде всего глубоким врачебным пониманием природных механизмов работы сердца. Я сторонник философского отношения к жизни и медицине. В любом отделении заведующий старается заложить свою школу, свои традиции лечения, обучения кадров, взаимодействия с пациентами. Я создал коллектив единомышленников. – Вы стараетесь донести людям постулаты здорового образа жизни? В чем они заключаются? – Здоровье начинается с доброжелательного, уважительного отношения друг к другу, будь то на работе или дома. Люди мучаются от стрессов, унижений. Это нужно устранять или научиться спокойно реагировать на невоспитанных людей. Это во-первых, а во-вторых, всем надо научиться прислушиваться к своему организму. Некоторые люди просто боятся обследоваться: а вдруг что-то найдут? Если найдут, муки будут гораздо легче при лечении, нежели при запущенном состоянии заболевания. – Назовите первые симптомы при сердечных патологиях? – У сердечников боль чаще всего локализуется за грудиной при физической нагрузке – при ходьбе, при подъеме по лестнице, поднятии тяжестей. Жжет, печет в груди, отдает в левую лопатку или руку, иногда в челюсть. Бывает, когда симптомы могут протекать атипично, например, запекло в животе. Лечатся от гастрита, а в итоге к нам попадают с инфарктом. Одышка, перебои в области сердца – это тоже одни из показателей сердечных заболеваний. Если появились симптомы, которые мешают жить, делать повседневную работу, нужно отложить все, найти время, набраться терпения в очереди к врачу, но обязательно попасть к нему. Сердечную боль нельзя терпеть, нужно срочно вызывать «Скорую помощь». Пациента с острым нарушением коронарного кровообращения надо спасать в первые часы от начала приступа, чтобы не допустить большого поражения клеток, лишенных кровотока. Поэтому не сокращайте себе жизнь! Мы готовы работать на благо пациента, если он сам готов себе помогать. – В каком возрасте чаще всего возникают сердечно-сосудистые патологии? – Инфаркт миокарда, к великому сожалению, молодеет. Бывало, что я своих ровесников, которым было по 28-29 лет, оперировал. Но это, конечно, нетипично. По нашему отделению средний возраст оперируемых – 59 лет. Мужчины болеют сосудистыми заболеваниями сердца и головного мозга чаще, чем женщины. К факторам риска относятся наследственность, гипертоническая болезнь, курение, малоподвижный образ жизни, хронический стресс.  Не забывайте наблюдать за своим артериальным давлением. У здорового человека оно не превышает 120 на 80. – Вы курите? Как снимаете усталость? – Не курю. Это бессмысленно. А вот без стрессов врачу не обойтись. У меня они связаны с состраданием к больному. Я без этого не могу. И ничего тут не поделать. Очень сложно сочетать и хладнокровие, и сострадание одновременно. Я учусь. Я всю жизнь учусь. Я давно пришел к вере, без молитвы в операционную не вхожу, несколько молитв читаю наизусть. Мне один пациент даже подарил икону с образом Иисуса Христа, она стоит в ординаторской.   – Кто дома рядом с вами? Есть ли кому улыбнуться в трудные часы? Например, когда человек умер у вас на глазах? – О таких моментах лучше не думать. После летальных исходов я не сплю ночами, а тело, не поверите, наливается такой тяжестью и болью, что лучше бы сам умер. Спасибо жене Татьяне, она умеет находить такие слова, после которых мне намного легче. К счастью, она работает рядом, занимается ультразвуковой диагностикой в РСЦ.